РИГ "SakhaPress.Ru Давненько не баловался "писаниной" (С) Синильга. А тут взял и в последний момент минут за 40 написал рассказ на конкурс "Якутска вечернего" (победителя должен был выявить писатель Виктор Ерофеев). Как я понял, участвовало более десятка "нетленностей" от якутских авторов. Тема была задана
Ерофеевым - "Жизнь после жизни". Как понял из его интервью, он хотел, чтобы был соответствующий "антураж" - якутские мифы и легенды et cetera... В итоге получилось вот что (см. ниже). После прочтения, наверное, согласитесь со мной, что 85 процентов победы принадлежит якутскому народу. Основная часть ведь состоит из пересказа "хосунных сказаний" и историй, которые мне рассказывал дед
Спиридон Афанасьевич (род. в 1914 году, обладал потрясающей памятью до самой смерти в 96 лет). А мои придумки вроде "цельнометаллической стрелы с медным оперением" - незначительны и особой роли не сыграли... Еще, кажется, допустил небольшой огрех в том месте, где идет "древнеякутская" речь, но...
"Оставьте..." (С) Ф.М. Достоевский. Александр ЕГОРОВ. ПАМЯТЬ КРОВИ Ты ненавидишь зиму… Пусть ты и чистокровный якут и вырос в этом вечномерзлом краю, от пращуров, живших на юге, тебе досталась аллергия на мороз. Когда это рассказываешь в Москвах-Питерах, принимают за шутку. А сейчас в Соединенных Штатах, в штате Флорида, в городе Майами лежит в шезлонге и пьет дайкири твоя невеста – Стейси Стаффорд. Хотя… Врешь. Она спит в вашем особняке и обнимает огромного плюшевого мишку, которого ты ей подарил перед тем, как прилететь в Россию — продать остатки своего бизнеса, активов и помахать ручкой стране, острое желание покинуть которую у тебя возникло в тот момент, когда заработал первый миллион долларов. Еще несколько дней, и ты снова ступишь на землю, воспетую Уолтом Уитменом. И совсем скоро примешь гражданство США. А дети твои уже будут «born in USA» и смогут даже баллотироваться на пост президента страны. Вот так-то! Осталось дождаться еще несколько пакетов документов, расписаться и крикнуть в окно: «Прощайте, неудачники! И глаза мои чтоб всех вас больше не видели!» * * * …И обязательно в этот момент должна дверь твоего кабинета бесшумно приоткрыться. И обязательно должна протиснуться старая облезлая собака грязно-зеленоватой масти, наполнив помещение нестерпимым смрадом. И уставиться тебе прямо в глаза, капая слюной на пол. А когда ты хочешь привстать и гаркнуть на неё, вдруг все силы оставляют тебя, и ты молча смотришь на то, как мутное облако обволакивает худое тельце пса, а потом он превращается в воина. В израненного якутского боотура огромного роста, одетого в побитые доспехи, подобные которым ты видел только в книгах по истории края. Гость вонзает в пол холодное оружие, а ты знаешь о нём только то, что по-русски оно почему-то называется пальма. И садится на его рукоятку, игнорируя все «гостевые» стулья. Он поднимает голову, возлагает на твои плечи всю тяжесть своих мертвых глаз. И вздыхает. Как Сизиф, который, наконец, смог докатить проклятый камень до вершины. Ты слышишь тихий деревянный стук, будто на пол упала деревянная ложка, и понимаешь – случилось непоправимое… Ужас, как ледяной панцирь, сковывает тебя. А надо только нажать на кнопку вызова офис-менеджера. Сил хватает только на то, чтобы судорожно дернуть рукой несколько раз. Боотур перехватывает её и придавливает к столу. А своего ты добился — он уронил со стола чашку. Ниночка услышала и зашла в кабинет. Сумрачный гость даже не оборачивается на неё. — Что случилось, Виктор Григорьевич? Ты улыбаешься и говоришь: «Ничего-ничего, Ниночка. Уберите, пожалуйста, чашку разбил случайно». А ведь ты в это время во весь голос орешь: «Беги! Немедленно зови охрану, полицию, пожарных, бригаду из психушки!!!» Воин, стало быть, как угодно может блокировать движения и говорить твоими устами… Девушка, которая совсем недавно сделала аборт от тебя и полгода проклинает твою американскую невесту, убирает осколки, зажимая нос и удивленно озираясь по сторонам. И уходит. Вот тогда-то обретшей слух кровью ты слышишь речь на древнем языке: — О5ланым, неруен-нергуй! Улуу дьон удьуора, сындыыс саргы сыдьаана, холумтанын таас хабыр эбит. Атын хара, быдан уххан еhYн еhYлэр кэмигэр, бу тулэкэчийэ олорон, ама, ибир хамсаныа этэ дуо?! И каждое-то слово ты понимаешь, хотя не знаешь даже современного якутского языка. И что он приветствовал тебя именно той формой, который содержит опасный намек на богатырский поединок. И что гость сам удивлен тому, как ты смог хотя бы шелохнуться на краю смерти, объятый мистическим мороком. И что причину он видит в твоем происхождении от великого рода. На секунду удивляет тебя только то, что он назвал тебя «сынок». Ты чувствуешь, что дышать стало легче. Но совершенно ясно, что ничего более тебе не дозволят. Finita la comedia… А воин, похоже, понимает и итальянский. Он согласно кивает головой и продолжает: — И я когда-то был человеком с божественным поводом от затылка, со святым правИлом со спины. Звали меня тогда Тимирдьи YктYYр Тимир-Уолан… Снега пяти веков растаяли с Чочур-Мурана и утекли в Великий Мертвый Бай5ал с тех пор, как Дьыл5а Хаан – Бог Судьбы – связал нас. Да-да, меня и тебя. В Срединном мире тогда не было воина, чья слава гремела бы столь же далеко, как слава твоего предка Дуолаан-Боотура. И было у него еще восемь младших братьев, крепких удальцов, что из лесу медведя за ухо, а сохатого за нос живыми приводили и убивали возле дома, чтоб меньше возни с мясом было. И игрались они тем, что становились вокруг озера и стреляли друг в друга. И при этом каждый из них успевал сказать, что за оперение у стрелы – сарыча ли, беркута ли, — и поймать её промеж пальцев. А тетиву луков, которыми они игрались в детстве, не могли натянуть взрослые боотуры с других улусов. И стало у Дуолаан-Боотура уже столько люду, что зависть черным вороном заклевала печень моего господина – Эргиэчэй-бая. Сейчас-то я это сознаю и жалею обо всем том, что позже случилось. Эргиэчэй-бай понял: недосмотрел - под своим же гнездом позволил опериться и встать на крыло слишком гордому соколу. Дал возможность поднять свой стяг богатырю, который зачал новый род и начал умножать богатство даже в неурожайные годины. Сон ночной Эргиэчэй-бая развеяло то, что народ подневольный от него стал сбегать к боотуру, где всех привечал и давал кров радушный хозяин. Созвал он нас тогда – свое непобедимое доселе войско. Двинулись мы не ведая ни сна, ни роздыху. А Эргиэчэй-бай скакал на жеребце кроваво-красной масти по имени Кысыл-Буулуур. На лбу у него было единственное уязвимое место – белое пятно с яйцо крохаля, а закрывало его железное забрало. Ибо было предсказано великим черным шаманом Хара-Суодай Дьаарыном: всякое сражение, во время которого он будет сидеть на этом коне, будет выиграно. Сам шаман тоже ехал с нами, поскольку был родным братом нашего предводителя. Приблизились мы к урочищу, где обосновал свой ордуу Дуолаан-Боотур, на расстояние пяти удоев. Поймали десятилетнюю девочку, что искала блудных телят. Она рассказала нам – все братья дома, а остальной люд на дальних угодьях на сенокосе. Подняли мы девочку на копье, и тут вскричал шаман Хара-Суодай Дьаарын — он увидел, что она была дочерью шамана противной стороны. И что душа девочки полетела к нему, пожаловалась-поплакалась и теперь враг знает о нашем приближении. Стали мы совет держать. Шаман сказал, что не осилить нам братьев даже числом. Потому постановил провести древний обряд «Илбис-Хаан инэриитэ». Обряд, когда шаман обращается к самому богу войны Илбис-Хаану и просит удачи в сражении. Чтобы умаслить его дочь — Илбис-Кыыhа — принесли в жертву девственницу, чтобы задобрить его сына — Оhол-Уола — принесли в дар душу безусого юнца, чьи руки не оглаживали еще длинных кос. После того взяли молочно-белую кобылицу еще ни разу не бывавшую под жеребцем, окружили со всех сторон и проткнули разом насквозь кто чем был вооружен. И был знак от грозного бога. Наполнился рот шамана черным кровавым сгустком, крикнул он: «Алыкы! Алыкы! Алыкы!» Открыл мне рот и выплюнул сгусток мне прямо в утробу. Я тут же забился в безумии, красный дым застлал глаза, силы мои удесятерились, бог войны возжаждал крови и всем войском еле удержали и связали меня, чтоб своих не изрубил. Когда мы прискакали на алас Дуолаан-Боотура, враги встретили нас в чистом поле во всеоружии. Меня развязали, и яростным орлом я набросился на младших братьев. Не успели они понять, что сражаются не с человеком, а демоном из Нижнего мира, а уже мясо и кости их лежали по всей долине. Товарищи мои хватали трубчатые кости, ломали их, говорили друг другу: «Смотри, в костном мозге есть стоялая кровь, значит, и они голодные зимы ведали». И проглатывали, чтобы перенять силу врага. Тем временем самое худое случилось, что могло произойти – Дуолаан-Боотур уловил миг, когда при шаге забрало у Кысыл-Буулуур приподнялось и выстрелил из лука цельножелезной стрелой с медным оперением. Она попала точно в пятно и вылетело из заднего прохода коня. Эргиэчэй-баай соскочил с рухнувшего жеребца и начал звать меня на помощь. Но кровавый демон не мог насытиться – я был занят тем, что искал кости и высасывал из них мозг. В это время Дуолаан-Боотур перебил больше половины нашего войска. Когда противники стреляли в ответ, он ловил стрелу и каждой пронзал сразу по двое наших. Обуянные страхом, нападавшие начали убегать, но у Дуолаан-боотура закончились стрелы. Больше оружия у него не было, и он бросился в озеро. Враги в течение целого удоя обстреливали его, но он успевал нырнуть и выныривать так далеко, что нужно было снова обегать озеро. И тогда шаман Хара-Суодай Дьаарын снова воззвал к черным духам своим и запустил свою стрелу, целясь в семиярусные небеса. Когда Дуолаан-Боотур вынырнул, стрела попала ему в правый глаз и вышла через затылок. Но страшной ценой была добыта эта победа. Она стала последней, и вырезан был потом род Эргиэчэй-Боотура полностью, когда пришла война с другой стороны. Разозленные потерями, мы ворвались в дома людей Дуолаан-Боотура и перебили их всех. Когда поймали их шамана и отрубили голову, она улетела на запад, размахивая волосами, как зловещая птица. И его уста произнесли мне проклятье, что не выйдет из меня демон смертоубийства и гибели, пока не будет погашена последняя искра из рода Дуолаан-Боотура. Тело шамана мы бросили в реку, а оно всплыло потом в трех днях пути вверх по течению и было запрятано родственниками его. Что скрепило проклятье шамана еще сильнее. Только позже, оставшись один после гибели своего рода, я понял, что стал невидим и неуязвим для смертных мужей. А меж тем тело свое я ощущал как живое и страдал беспрерывно от полученных ран и постоянной жажды крови. Я стал существом промеж миров — люди айыы принимали меня за абааhы, а черная нечисть Нижнего мира норовила проглотить. Я пытался избавиться от проклятия, даже убить себя. И пальмой себя колол, и со скалы прыгал – не было мне ни смерти, ни успокоения. Ненасытная жажда крови и безумие за обе руки вели меня через века. Только потом я узнал, что единственного сына Дуолаан-Боотура, грудного ребенка, успели привязать к скакуну отца и выгнать вон. Дух убитого шамана тщательно оберегал этого ребенка и скрывал с очей моих. А затем его детей, внуков… За пять веков ослабла эта защита, постепенно я перебил почти всех потомков врага. А потом снова потерял след, когда остался только один мальчик. Кровь из крови, плоть из плоти, кость из кости Дуолаан Боотура. Ты… Дух шамана напряг последние силы, чтобы спасти тебя и дать возможность продолжить род. Он пытался помочь тебе, чтобы ты покинул Землю Олонхо и обосновался в тех краях, где местные духи Нижнего мира моего демона не подпустили бы к своим огненным границам. Он дал твоему семени зачать сына от женщины с небесно-голубыми глазами, чтобы запутать меня, отвлечь на него. Ведь это та женщина только что заходила сюда? Но ты сам помог мне, когда я уже пошел было по ложному следу. Ты заставил её убить еще нерожденное дитя. В Срединном мире остался только один запах Дуолаан-Боотура. И мой демон услышал его… Угадай, кто его источал. Тем временем силы зла подтачивали берег реки, где было надежно спрятано тело шамана, твоего хранителя. И что же ты сделал, когда пришли от него потомки и попросили денег на укрепление берега? Слишком просто одетые люди из деревни, вся беда которых была в том, что они плохо говорили по-русски? Да, ты им отказал. Ты сказал, чтобы к тебе никаких попрошаек, «да еще из деревни», подчеркнул ты, больше не подпускали. Не так, не так встречал страждущих твой предок — золотокостный Дуолаан-Боотур. Вода подмыла берег, кости шамана унесло течением, твоя защита окончательно исчезла… Мужайся, о5ланым. Прими смерть как воин — лицом к лицу. Я сохранил цельножелезную стрелу твоего великого предка. Хоть и жжет он меня пуще огня, я пронес его через пять веков. Пусть искра жизни врага погаснет от того оружия, что потушило огонь в камельке моего рода. Вставай! Час пробил. Неруен керсуеххэ! * * * Какая новость! Тебя — вечного «ботаника» — назвали воином. В первый и последний раз в жизни. И вызвали на поединок. Что тут сделаешь? Вставай. Ты бросаешь последний взгляд в окно. На улицах Якутска стоит туман от кашля простуженных улиц. Ты всегда ненавидел зиму. …А во Флориде царит вечное лето.
Александр ЕГОРОВ. От редакции РИГ "SakhaPress.Ru" Этот рассказ выиграл конкурс, устроенный "ЯВ" и Ерофеевым. Поздравляем!
