Оставить безнаказанным преступника – преступление, но не меньшее преступление – наказать невиновного.
РИГ "SakhaPress.Ru" Приговор прозвучал, вступил в законную силу. Осужденный отбывает наказание. Но остались неразрешенными вопросы, на которые не дали ответ ни следствие, ни суд. И потому главное - справедливо ли был осужден человек, действительно ли он совершил преступление, за которое отбывает наказание? - осталось открытым. «Признаю себя виновным…» Почти каждый второй подсудимый уверяет суд в собственной невиновности и в том, что он и преступление - понятия несовместимые. Для одних - это надежда на то, чтобы избежать ответственности за содеянное, но иной раз - повод для того, чтобы задуматься, поскольку практика показывает, что обвинить невиновного – не такая уж и редкость в наше время. По данным, озвученным в СМИ, 30% всех осужденных отбывают наказание за преступления, совершенные не ими. Оставить безнаказанным преступника – преступление, но не меньшее – наказать невиновного. Перенесемся в мрачную эпоху средневековья, во времена господства католической церкви. Любой мог оговорить любого – из мести ли, из корысти, из каких-либо других низких побуждений. Достаточно было заявить, что, допустим, женщина-соседка имеет связь с дьяволом, и в отношении несчастной начиналось следствие, которое считалось «душой» инквизиционного процесса, но было формальным, по принципу: кто-то что-то сказал. Основной же упор делался на «царицу доказательств» - признание обвиняемого. Но кто же добровольно признается в столь тяжком преступлении? Чтобы получать признательные показания, церковь узаконила пытки. Любой, попавший в руки «святой инквизиции», «признавался» и в связи с дьяволом и его приспешниками, и в куче других преступлений против церкви, чтобы положить конец страшным мучениям. Смерть на костре казалась беднягам благом и избавлением от страданий… Слово «инквизиция» на всех европейских языках означает «следствие», «расследование». Далеко ли сегодня мы продвинулись от средневековья? «Царица доказательств» по-прежнему – признательные показания обвиняемого. Не хочется мазать черной краской всех следователей, но то, что во многих случаях применяются пытки, – ни для кого не секрет. Классический случай: витебский маньяк за несколько лет изнасиловал и убил 36 женщин. За все это время были последовательно осуждены 14 человек, один расстрелян (в то время еще существовала смертная казнь), один ослеп в заключении, другой полностью отсидел 10 лет. Остальных освободили, когда нашли подлинного преступника. Показательно, что все 14 человек давали признательные показания… Это было давно, - скажет читатель, - в конце прошлого столетия… Можно привести множество примеров из нашей жизни, из нашего времени, в нашей республике. Несколько лет назад в Кангалассах произошла трагедия, взбудоражившая общественность: накануне майских праздников были зверски убиты дедушка и пятилетняя внучка. Ребенок, как писали в одной из тиражных газет, перед смертью был изнасилован. Объявлен подозреваемый, своей рукой написавший признательные показания. Только настойчивость адвоката и журналиста смогли отвести подозрение от невиновного человека. Что нужно было сотворить с немолодым уже жителем Кангаласс, чтобы он признался в гнусном преступлении, которое не совершал? Настоящего убийцу нашли через 9 месяцев. Невиновный реабилитирован, уголовное дело в отношении проводивших следствие было возбуждено, позже в нем было отказано по причине… отсутствия события преступления. Что ж, ведь расследование в отношении людей в форме проводили те же люди в форме, а ворон ворону… До сих пор не могу избавиться от вины перед незнакомой женщиной – Лидией Ивановой из одного северного улуса республики, написавшей в прошлом году в редакцию отчаянное письмо. Ее мужа обвинили в убийстве, которое, по утверждению женщины, он не совершал. Мужчина, как водится, признался в преступлении. В силу обстоятельств я не смогла заняться расследованием, лишь посоветовала ей опытного адвоката. Через год был найден настоящий убийца, а обвиненный в преступлении умер в камере от хронической почечной недостаточности. Перед обвинением в тяжком преступлении он поступил на работу и прошел полное медицинское обследование, в заключении говорилось, что он абсолютно здоров… Сегодня следствие не может ограничиться только признательными показаниями обвиняемого, и «признанка» обрастает фальсифицированными подробностями и «подгоном» под «реальность». Свидетелей, часто лже-, ставят перед дилеммой: «сам будешь срок мотать или покажешь на дружка?» Бывает, что свидетелей «обрабатывают» так же, как и подозреваемых, и печатают протокол, когда у человека уже сломлена воля. Есть такая детская игра «Чепуха». Каждый игрок отвечает на вопросы: «Кто?», «Где?», «Когда?», «Что сделал?» и «Почему?». При расследовании уголовного дела перед следствием каждый раз стоят вопросы этой детской игры. Но бывает, что следствие не всегда может ответить на каждый из этих вопросов и, бывает, ответы фабрикуются, а в заключительном обвинении, представленном в суд, они начинают провисать, рождая недоверие. Опытный судья может увидеть эту инсценировку, как зритель в театре видит бутафорию и декорации, но он не будет вмешиваться в «спектакль», потому что не может выйти за рамки обвинительного заключения, да и зачем? Каждый выполнил свою работу как мог. Итог: за преступление получено наказание. То, что, возможно, отбывать наказание будет не преступник, не волнует никого, кроме родственников и близких невинно осужденного.
Телега впереди лошади Я редко берусь за подобные материалы и только тогда, когда в следствии есть бреши, позволяющие судить о том, что человек, возможно, не виновен. За всю журналистскую практику – 8 раз. И лишь в двух случаях нам удалось доказать, что человек невиновен в инкриминируемом ему преступлении. Обращались и обращаются по схожему поводу тревожно часто. Дело Романа Жуковского – девятый материал, за который я решилась взяться. Итак, Роман, 22 года. Если следовать сухим протокольным строчкам, «совершил умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего…». Версия следователя: Роман в период времени с 18 часов 9 августа до 12 часов 37 минут 10 августа 2009 года в заброшенном здании санатория-профилактория по Покровскому шоссе умышленно, на почве личных неприязненных отношений, возникших в результате ссоры, нанес пожилому человеку Г. не менее трех ударов металлическим листом в голову и несколько ударов по рукам. От полученной травмы головы, сопровождавшейся ушибом головного мозга с внутричерепным кровотечением, Г. скончался в больнице 18 августа. Это версия следователя. У Романа своя версия произошедшего: - Девятого августа встретил друга Сашу, пригласил на территорию профилактория, где работал охранником. Поговорили, немного выпили пива. Затем, по распоряжению бригадира, пошли закрывать ворота. Когда проходили мимо заброшенного здания, услышали чей-то голос и какое-то шебуршание. На тропинке перед крыльцом стоял пакет с портвейном и почти пустой бутылкой водки. На лестнице валялся розовый тапок, другой оказался в кустах. Зайдя в здание, увидели пожилого человека, стоящего на четвереньках. Он был сильно пьян. Заплетающимся языком дедушка сказал, что когда-то работал в профилактории и живет отсюда недалеко. Саша вызвался проводить его до дома, но мужчина отказался, сказав, что дойдет сам. Остатки водки парни вылили, а портвейн прихватили с собой. Нехорошо поступили, но как бы и в благих целях, поскольку невооруженным глазом было видно, что встретившемуся незнакомцу выпитого уже хватило с лишком. Пришли в балок и уснули. А утром бригадир сказал, что вчерашний мужик никуда не делся, лежит там же и, кажется, спит. Пришел начальник и возмутился, что на территории находятся посторонние люди. Тут подошли еще двое людей, которые разыскивали, как он понял, вчерашнего старика. Когда нашли, стали поднимать, старик был без сознания, вызвали «Скорую помощь», которая вскоре приехала. Спустя какое-то время кто-то сказал, что тот мужчина умер в больнице. 30 августа на территорию профилактория приехал следователь, взял показания у всех работников и осмотрел предполагаемое место происшествия. При осмотре присутствовала только вдова Г., понятых не было. 31 августа, на следующий день, приехали два опера и под предлогом того, что нужно уточнить детали в показаниях, увезли Романа с работы. Они же и допрашивали его, скажем так, не совсем допустимыми методами. А если точнее – совсем недопустимыми. Или у нас, как и при «святой инквизиции», пытки узаконены? Оперуполномоченные, проходя в уголовном деле как свидетели, дали письменные показания, идентичные до последней запятой. Единственным отличием было лишь то, что один вел якобы устный опрос, а другой – устную беседу. Из объяснительных следовало: «…в отдел по раскрытию преступлений 2 сентября 2009 года поступила оперативная информация по Жуковскому…» Стоп. А с какого тогда, спрашивается, перепугу, Романа забрали с работы 31 августа, если «информация поступила лишь 2 сентября?» Телега, получается, поехала впереди лошади. Из этого возникает и другой вопрос: на каком основании у Романа, непонятно как, непонятно почему задержанного (ни постановления, ни протокола задержания от 31 августа нет), 1 сентября берут объяснения? Если опять же «оперативная информация поступила 2 сентября»? Вот и задачка с несколькими неизвестными: где находился Роман Жуковский три дня - с 31 августа по 2 сентября? Почему в эти дни ему не был предоставлен адвокат? Почему ему целых три дня не позволяли позвонить беспокоившимся о его исчезновении родным? Наконец, почему протокол задержания от 2 сентября, от того дня, когда Роман дал признательные показания? Впрочем, сомнений по поводу того, что при «особых методах работы» подозреваемый не сознается даже в том, что пил кровь младенцев, очень мало. 2 сентября после «непринужденной» беседы с оперативниками Романа доставили на допрос к следователю, который тут же весьма любезно пригласил адвоката, что опять же вызывает сомнения: а не существует ли между следствием и назначенными адвокатами сговора? Удобный следствию адвокат не только не защищал конституционные права Жуковского, не ознакомил со ст. 51 Конституции РФ, не ознакомил его с возможными последствиями при подписании каких-либо документов, но и позволял себе орать на подследственного, принуждая подписать самооговор. Роман из-за сильного тремора никак не мог удержать авторучку и мечтал лишь о том, чтобы это все скорей закончилось. Пусть в камеру, пусть куда угодно, лишь бы не били, не мучили, не орали… Допрошенный в ходе предварительного следствия Роман Жуковский «признался», что увидев на вверенной ему территории незнакомого человека, спросил его, кто он такой и что здесь делает. Мужчина промолчал, и это так его разозлило, что он «взял железный лист размером примерно с формата А4, прямоугольной формы, толщиной примерно в 1 см, и нанес им удар мужчине по голове, сверху вниз, в область затылка. От удара мужчина упал на живот, при этом вскрикнув. Он подошел к нему и нанес железным листом еще два удара по голове. Петров также нанес мужчине два удара ногой по корпусу. После этого они взяли мужчину за руки и за ноги, вытащили его из здания, перенесли к дороге и там положили его на спину»… Окончание следует.
Виктория ГАБЫШЕВА "Ил Тумэн"
