bookmark
13:11 21.09.2011

Рассказ для вас. Перекат (Часть вторая)

Продолжение. Начало см "Другие новости по теме" ...Девушки-доярки жили довольно далеко от поселка, но каждый выходной день ходили в клуб на танцы. Однажды, пораньше управившись с работой и нарядившись, они, как всегда, отправились в поселок. По осеннему холоду далеко разносились бравые звуки баяна. Танцы были в полном разгаре. Наскыйа с подружками встала в угол, притиснулась к стене и принялась по обыкновению разглядывать танцующих. Сама она плясать любила, но робела, поэтому редко выходила в круг, все больше выстаивала у стены, прячась за спасительными спинами подруг. Скучно ей, тем не менее, не было. Внимание девушки привлек парень, которого она видела в районном центре, тот самый, что сразу запал в душу: чернобровый, симпатичный, хоть и невысокий. Учитель, сказали ей. Он танцевал вальс с библиотекаршей. Платье ее красиво взметывалось, как при ветре, а парень держал за талию уверенно, крепко, и видно было, что библиотекарша тает от счастья. Наскыйа тогда, помнится, неприязненно подумала: "Ишь ты, прямо на лбу написано, что влюбилась". И почувствовала, как ее собственные щеки вдруг раскраснелись. Сама не могла понять, чего так разволновалась. "Что с того, что не со мной танцует? - утешала себя. - Он и не знает меня. Красивый, молодой, вот и хочется танцевать, все равно с кем"... После танцев началась игра в "отбирание сиденья". Вышло так, что Наскыйа оказалась рядом с учителем. Она первая заняла стул. Парень деликатно уступил ей место, и они снова вступили в общий круг. Это повторялось много раз. Наскыйе нравилось, как он говорит, как смеется, слегка запрокидывая голову. Подумалось шаловливо: "А что, если смотреть, не отрываясь - притянут ли его мои глаза?" Молодежь наигралась вволю. Баянист развернул мехи в последнем вальсе. Завершающий танец Наскыйа и ее подруга Аанчик обычно танцевали вдвоем. Но тут, как только вышли, Аанчик подхватил ее парень Миша, и Наскыйа оказалась рядом с Никоном... Все вспоминается так живо, будто происходило только вчера. Думать не хочется о сегодняшнем дне. ...Никон осторожно закружил ее в вальсе. Вблизи он ее ничуть не разочаровал. Аккуратный, рубашка тщательно проглажена и прическа волосок к волоску, кожа на лице нежная, как у девушки, да и в обхождении вежливый, совсем не то, что неотесанные деревенские парни. Ей хотелось, чтобы музыка не кончалась. Наскыйа плыла, словно в никогда не виданных морских волнах, обтекающих ее тело тепло и гладко. Никон одной рукой держал ее за талию, а другой поглаживал запястье. Глаза его в скупом свете экономных клубных лампочек сияли, как две звезды в морской глубине... Они не заметили, что баян отзвучал последними аккордами и продолжали кружиться без музыки. В зале кто-то засмеялся. Наскыйа была как во сне. Никон отвел ее к Аанчик, и подруга весело шепнула: "Э-эй, проснись, спящая красавица!" Зимой они поженились. Наскыйа стала работать сторожем в школе. Школа находилась в старой церкви. Никон Иванович оборудовал в ней классы, а несколько комнат превратил в уютное гнездышко. В поселке сразу же прониклись уважением к молодой семье. Приезжие люди считали своим долгом проведать учителя. Гостеприимная Наскыйа всегда встречала гостей вкусным угощением и добрым словом. Она оказалась замечательной хозяйкой. Никон был дружелюбным, улыбчивым, любил жену за ласковый нрав и никогда ее не обижал. Один за другим появились дети. Никона выбрали председателем сельсовета. На работе он теперь задерживался долго и, освободившись, торопился домой, чтобы, переступив порог, окунуться в пахнущее стряпней тепло родного жилья, в радостный детский гомон: "Папка пришел!" Никону нравился его недавно выстроенный просторный дом, нравилась беспокойная работа, уважительные односельчане и эта холодная, но богатая и щедрая на добычу индигирская земля. На охоте он был удачлив, знал множество охотничьих премудростей, и каждый хотел ездить в тайгу именно с ним. В редко выпадавшие свободные дни Никон спешил в лес. Казалось, природа, соперничая с притяжением семьи, требует его постоянного внимания и не хочет отпускать от себя. А потом он и сам не заметил, что постепенно все реже и реже остается в выходные дома... Жена сначала радовалась каждой его добыче, через некоторое время молча сердилась за долгое отсутствие, а еще позже привыкла и уже равнодушно, как должное, принимала и частые отлучки, и торопливые ласки мужа. Годы летели незаметно. Как сытые и серые осенние гуси летели они мимо нестареющих мыслей, мимо еще пылкого, полного нерастраченных чувств тела Наскыйи. А теперь все изменилось. Рядом с молодым Околоем проснулась, растревожилась ее душа. Никон ничего не замечал. Ездил на моторной лодке по Индигирке, любовался своей ненаглядной природой, был доволен жизнью и считал себя счастливейшим человеком. Будущее в его глазах виделось незамутненным, таким же ровным и спокойным, как плавное течение реки и нежно-розовый рассвет над нею. ...Сколько он пролежал на берегу, Никон не помнил. Как, почему он оказался здесь? С трудом приподняв голову, оглянулся на реку. С восточной стороны Индигирки повеяло прохладным успокаивающим ветерком. Никон застонал со стиснутыми зубами. Нет, ничего не могло успокоить его душевную рану, ни слово, ни лекарство, ни даже ветер с любимой реки. "Никон, прости. Оказалось, я давно тебя не люблю. Не знаю, что ты обо мне подумаешь, но я люблю другого. Беру с собой младшего сына. Можешь обвинять меня, осуждать. Как хочешь. Решение свое я изменить не в силах. Потому что я люблю, люблю, люблю его... Знаю, что бесконечно виновата перед тобой. Прости. Не ищи меня. Не вернусь". Письмо жены Никон нашел вчера на столе, придя в обед с работы. Не веря глазам, прочел несколько раз. "Так вот почему... Эти ее ночные слезы, эти недомолвки... В последнее время Наскыйа стала совсем другой... А я, глупый, ничего не хотел замечать..." Выстуженным куском льда пристыла к сердцу ненависть к молодому сопернику, вторгшемуся в их жизнь, укравшему их плавное счастье. Изжогой в горле встала горькая обида на жену. "Как ловко она меня обманывала... Выходит, спала в двух кроватях. А ведь я считал ее самым близким человеком, верил, как себе... Детей не пожалела, сиротами оставила... 32 года бабе - а туда же!" Качаясь из стороны в сторону, скрипя зубами, Никон все повторял в уме окончание письма с многократным подтверждением преступной любви. Шагнул к реке и, зачерпнув полную пригоршню холодной воды, окатил вспотевший лоб. Стало чуть легче. Он с тоской вспомнил, как раньше любил смотреть на жену по утрам, когда она вставала, лениво потягиваясь круто сложенным телом, как упруго поднималась и опускалась, согласно движению, ее не утратившая спелой налитости грудь... Никон закрыл глаза и жена предстала перед ним такой, какой он впервые увидел ее на танцах в клубе, тоненькая, как стрела, в светлом платье, так идущем ее смуглому лицу с лукавыми яркими глазами. А эти ее сладкие слова: "Люблю, люблю, люблю...". Те же самые, что были в письме... Она говорила, что они будут вместе всегда, что ничто не сможет разлучить их. Клялась в вечной любви, в вечной верности... Как теперь, наверное, клянется в том же юному любовнику... Нет, это сон. Вот он проснется - и все будет как всегда. Любящая жена, светлый дом, дети... Аромат свежеиспеченных пирогов, чистая постель... За что?! Конечно, иногда он повышал голос. Бывало, выпивал с друзьями, но ведь нечасто. Другие больше пьют - и ничего. Да Никон и не помнил, чтобы Наскыйа его этим попрекала. Не в том дело... Дочка Нина очень уважала мать. Поучала брата Степашку: "Так мама сказала, так мама советовала, так мама"... Никон попытался закрыть память, как кулисы после концерта. Никого не надо на "бис". Концерт окончен, до свидания. Закрыты черные мысли-кулисы. Ему вдруг смертельно захотелось выпить. Чтобы не забивать голову больными мыслями, забыть обо всем хоть на время, горьким водочным огнем перебить бесконечную горечь души. Вчера друзья до ночи помогали заливать пожар в его сердце. Никон смутно помнил, как он плакал, упав лицом на стол. Потом пошли к берегу. И вот он очнулся - замерзший, одинокий, с затекшей от холода шеей. Эх, друзья, друзья!.. Неужели они оставили бы его здесь, если бы Наскыйа ждала дома? Да и сам он не напился бы так, не валялся бы на пустынном берегу реки, как вот это никому не нужное трухлявое бревно... Говорят, человеческая жизнь - шахматы, то белый квадрат, то черный. Что ж, придется научиться ходить и по черным квадратам.... Никон обхватил руками разламывающуюся с похмелья голову. Слезы снова, не спрашиваясь, ринулись из уставших глаз. Здесь это не стыдно. Мужские слезы видит только внимательная женщина-река. Мелькнула мысль о самоубийстве. Если его, Никона, не будет, мать не бросит своих детей. "Этим я, возможно, спасу ее совесть и не будет в ее будущем страшных обличающих мук". Мельком глянул на мерно вздымающееся и опадающее дыхание волн. С рекой было связано его прошлое. Она никогда не обманывала его, верная, чуткая женщина-река. Столько радости было связано с нею, столько чудесных дней подарила она без всяких капризов со своей стороны. Пусть теперь река спрячет его тело в своей воде и сотрет мрачные думы в тяжелый песок, черный и блестящий, как бусинки антрацита. Пусть она разнесет, размоет навсегда в своих волнах его любовь, его горе, и его самого... Продолжение следует. Христина ХАБАРОВА. Перевод с якутского Ариадны БОРИСОВОЙ.
Прокомментировать Наш канал в Telegram

Комментарии

Добавить комментарий

ТОП

Погода

Яндекс.Погода

Курс валют