Чульман – остров «Архипелага ГУЛАГ». Часть четвертая

Продолжение. Начало см. Другие новости по теме РИГ «SakhaPress.ru». 50-е годы прошлого века. В слабо изученную Якутию прибывают партии геологов, которые должны были исследовать несметные богатства северной земли. В составе Алданской экспедиции, образованной в 1953 году, была Нина Дмитриевна Зленко. Жена репрессированного, высланная в Ташкент в 1937 году, она не понаслышке знала все тяготы и лишения заключенных. Ее реабилитировали спустя 20 лет, в 1957 году. Сейчас в архиве международного фонда «Мемориал» хранятся ее «Воспоминания о былом», где упоминается и Чульман. Заведующая архивом Алена Геннадьевна Козлова согласилась помочь и предоставила нам эти мемуары. Они позволяют ясно представить картины Чульмана 1950-х годов, поэтому мы публикуем их практически полностью с разрешения фонда. Северная романтика «В 1953 году, в ВАГТе (Всесоюзный аэрогеологический трест) организовалась Алданская экспедиция, которая должна была работать в Южной Якутии на Становом хребте. В задачу экспедиции входило составление геологической карты 200-тысячного масштаба к востоку от автомагистрали вдоль Северного склона Станового хребта. Главным геологом в экспедицию был назначен Г.А. Кудрявцев. Она поставил перед руководством ВАГТа непременным условием, чтобы в экспедицию направили меня старшим петрографом. В мае 1953 года был издан приказ о моем назначении, и вскоре я выехала с экспедицией на базу, расположенную на Алдано-Якутской магистрали (АЯМе) в поселке Чульман. Алдано-Якутская магистраль начиналась от железнодорожной станции Невер, следуя строго на север до города Якутска. Дорога была трудной и опасной: она пересекала Становой хребет, петляла в горах, забиралась на перевалы и ныряла вниз. Даже летом в июне и июле на перевалах изредка лютовала пурга, в понижениях собирались стойкие туманы. Через каждые 5-10 км вдоль дороги были построены домики. В них жили сторожа, которые должны были оказывать помощь шоферам проезжающих машин, часто терпящим аварии. Вдоль дороги в поселках были гаражи и дома для отдыха шоферов. Несчастные случаи на дороге были частыми, и, проезжая по тракту, мы видели много свалившихся в пропасть или увязших в болоте машин. По дороге к Чульману на Якутском тракте и в стороне от него располагались многочисленные концлагеря со сторожевыми вышками и длинными рядами бараков в двойной ограде из колючей проволоки. В 30-40-х годах, когда по всей стране катились одна за другой волны репрессий, концлагеря были заполнены политическими заключенными. Их были здесь многие тысячи. Гораздо меньше было уголовников. В 1953 году в июне лагеря были пустыми. В Чульмане один концлагерь был при въезде в поселок, другой при выезде из него… » По всей видимости, Нина Дмитриевна имеет в виду лагерь на месте нынешней Чульманской ТЭЦ, поскольку сам поселок находился ниже по трассе, и на Пионерке в нескольких километрах от поселка в сторону Алдана. (Здесь и далее прим. автора). Но пусть она рассказывает сама… Дикий поселок «Для базы Алданской экспедиции нам были отведены дома охраны, расположенные напротив бараков концлагеря по другую сторону тракта. О прошедших страшных временах мы лишь слышали рассказы старожилов, и напоминали о них многочисленные кладбища с безымянными могилами с номерами, прибитыми к стоящим на могилах шестам. Чульман довольно живописный поселок на берегу одноименной реки, через которую переброшен мост. В поселке всюду было очень грязно, кое-где вдоль домов были проложены мостки. В подвалах домов плескалась вода, и в помещениях было очень сыро. Многие держали свиней, кур и коз. Загородок у дворов не было, и вся живность свободно бродила по улицам поселка, иногда нападая на прохожих. Нравы в поселке были дикие: драки, убийства, хулиганство и повальное пьянство. Пьяные валялись в грязи, и свиньи нападали на них, отгрызая уши и нанося разные увечья… Жители поселка почти все были ссыльные, осужденные за разные преступления. Сюда попадали они из разных мест страны. Между собой они жили не дружно и делились на разные категории. Наиболее привилегированными были административные – растратчики, спекулянты, взяточники, расхитители государственной собственности. Они работали в гаражах служащими, механиками, рабочим; жили в поселке. У многих были приехавшие к ним семьи, так как сроки ссылки у них были большие. Следующие по рангу были женщины, наши землячки из средней полосы России, колхозницы, высланные за колоски. Они были одинокими, мужья их погибли на фронте, работали они, где придется, главным образом на ремонте дорог. Многие с горя пили и спивались». «Закон о пяти колосках» - такое название дал народ печально известному закону «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплению общественной собственности». На основании этого закона к уголовной ответственности привлекались даже дети. Наказание было суровым – от 5 до 10 лет лагерей или ссылок, а осужденные по амнистии не подвергались. Жертвами «закона о пяти колосках» стали сотни тысяч человек, объявленных врагами народа. «Ниже всех рангом были западные украинцы – семьи бандеровцев - женщины с малыми детьми. Социализма они не знали, современной обстановки не понимали, были неграмотными и всех униженно называли панами и панночками. Женщинами все помыкали. Они хватались за любую работу, сильно бедствовали. Их посылали работать на ремонт дороги или поселяли вместе с семьями сторожами в одинокие домики на тракте. Они были в полной зависимости от проезжающих шоферов. Через шоферов поддерживалась связь с поселками, через них они получали снабжение. Много ужасного происходило в этих домиках. Женщины были беззащитными, не могли бороться с произволом  шоферов. Жить в домиках было очень страшно и из-за медведей. За одно лето мы услышали о трех трагических случаях, когда медведи задрали до смерти женщин и их детей. Иногда среди западников встречались поляки. Все в поселке знали двух красавиц, гордых панночек, родных сестер. Их отец, активный бандеровец, был арестован и посажен в тюрьму, а девочек выслали в Чульман. За панночками добровольно приехал влюбленный в одну из них врач и стал работать в местной больнице. Но больные очень боялись попасть к нему на прием – он был очень злой. Были еще и вовсе «деклассированные» пьянчужки, которые, отбыв свои сроки ссылки и заключения, так и не выбрались на материк. Они-то и нанимались к нам в партии рабочими. Совсем немного было в поселке вольных – здесь выросших или завербовавшихся на север по договору на несколько лет. Коренных обитателей края – эвенков и якутов – в поселке не было. Они жили далеко от тракта в тайге небольшими поселками, разводили оленей, зимой занимались охотой». Кстати, мы уже высказывали мысль о том, что заключенные ИТЛ №11 работали на добыче тория. Нина Дмитриевна Зленко в своих мемуарах подтверждает эту версию: «В тайге по обе стороны тракта существовали рудники. Дорог к ним не было. На некоторых рудниках, опасных для жизни, работали только заключенные, осужденные на большие сроки. На других – вольные, приехавшие по договорам не менее чем на три года…» Таким был Чульман в начале 1950-х годов уже после расформирования ИТЛ №11. ГУЛАГ оставил свое «богатое» наследие – бесчинство и полнейшее моральное разложение. Беспредел партии Вторая часть «Воспоминаний о былом» Нины Дмитриевны Зленко позволяют воссоздать характеры простых людей и руководителей экспедиции 1950-х годов. Без этих воспоминаний представление о постГУЛАГовском времени едва ли будет полным. «Особенно трудным был первый полевой сезон 1953 года, когда геологи только знакомились со спецификой – «экзотикой» района работ. Стихийные бедствия – пожары и наводнения, трудно управляемые рабочие – бывшие заключенные, нападения медведей, болезни и падеж оленей, мучащий и доводящий до исступления гнус и комары. И полная зависимость от базы, так как продукты, взятые с собой с караваном оленей, через месяц кончились, и надо было ждать самолета со сбросом продуктов. А на базе экспедиции порядка не было. Начальник Столбов, человек добродушный, но не умный и малообразованный. Главная же беда была в том, что он сильно пил. Его заместитель по хозчасти Шпенев был подленький человек, воровал, пьянствовал, развратничал и вовсе не заботился о том, чтобы на базе были продукты для снабжения партий. На базу приходили постоянные радиограммы: «окружены пожаром, не знаем куда выходить, осмотрите район с самолета, укажите направление»; «отрезаны от каравана оленей наводнением, голодаем»; «вторую неделю в ожидании самолета со сбросом продуктов стоим на месте, не работаем»; «продукты кончились». Но пьянствующее начальство радиограмм даже не читало. Переживая за геологов, мы, рядовые сотрудники, старались принять хоть какие-то меры по оказанию помощи партиям, терпящим бедствия: не оставляли в покое руководство экспедиции, готовили продукты к сбросу, разговаривали с летчиками и умоляли их о помощи. Писали начальнику ВАГТа с просьбой сменить руководство экспедиции. К нам прислали для проверки секретаря парткома ВАГТа Карпенко, который легко нашел общий язык с пьянствующим начальством, пил с ними, а по разврату перещеголял всех»… Далее Нина Дмитриевна рассказывает о том, что Карпенко пытался найти «виновника» беспокойства.  «В дальнейшем Карпенко с позором, но по возможности без огласки, был изгнан из ВАГТа, так как оказалось, что он в течение нескольких лет присваивал себе деньги от собираемых им партийных взносов…» Такие люди стояли у истоков развития богатейшего края Южной Якутии. Говорят, что «рыба гниет с головы». Можно стыдиться полуодичавших чульманцев, за беспробудное пьянство. Но при этом, пожалуй, не стоит забывать и о том, что творилось среди руководителей геологических экспедиций: повальный разврат как результат вседозволенности,  воровство и безответственность (как в случае со Шпеневым). А ведь на руководящие должности брали партийцев, членов коммунистической партии. Видимо, высшим эшелонам власти не было никакого дела до этого. Но, так или иначе, сегодня мы гордимся залежами золота, колоссальными запасами угля, которые были открыты героическими усилиями простых геологов и рабочих, среди которых были и те самые заключенные лагерей. Воспоминания Нины Зленко открывают нам постГУЛАГовский Чульман. О старом поселке напоминают лишь покосившиеся домики, почерневшие от времени, которые стоят у самой реки. Свидетелями тех времен остаются вековые сосны да сгорбленные старички, которые неспешно идут по поселку своей молодости. Это тот Чульман, которого мы не знаем или уже не помним. Я вновь еду в поселок в очередной попытке отыскать тех, кто мог бы рассказать о страшном сталинском времени. Урчит автобус, а мимо проплывает Чульманская ТЭЦ. Закрываю глаза и почти воочию вижу колючую проволоку, вышки и конвой с автоматами. Резко дергается автобус. Нет, я в XXI веке, а история давно уже стала историей. Чульман – остров «Архипелага ГУЛАГ», один из маленьких островков отдельной огромной страны лагерей. Но в этой стране многие сотни таких же островков. Самым страшным и бесчеловечным считается Колыма. Но это уже совсем другая история… Выражаем огромную признательность историко-просветительскому правозащитному и благотворительному обществу «Мемориал» (г.Москва) и лично заведующей архивом А.Г. Козловой за помощь в подготовке материала Продолжение следует. Аксинья ЛУЦЕНКО Нерюнгри РИГ «SakhaPress.ru»