Рассказ: Про то, как Пессимист Загонский встретил Меланхолию Ивановну. Продолжение

...В городе вечерело. Черные тучи отражались в витринах и окнах, ехидно хихикали, клубясь под порывами ветра. Травма сердца, перелом души, перенасыщение безнадежности в крови  - все это возможно в этом городе, все это уместно в такую погоду. В угоду дождю, который вот-вот начнется. Загонский дошел до автобусной остановки и встал как вкопанный. Те, кто видел его сгорбившуюся фигуру, опускали глаза и шли мимо, как будто им и не нужно было на остановку, как будто они не боялись попасть под дождь, а наоборот, просто горели желанием прогуляться. Стоя вот так, вопросительным знаком, на окраине города, он старался ни о чем не думать. Но разве такое бывает? Когда не хочешь думать, мысли размножаются с невероятной скоростью. С диагнозом одиночество он вступил в свой двадцать третий год жизни. Как будто чуя, что от него можно заразиться тоской и суицидальными мыслями, люди избегали его общества. Да и он сам больше не стремился к людям - они такие засранцы. Карманы были полны металлической мелочи. Он меланхолично перебирал мелкие монеты пальцами - месяцами они копились в кармане, устремляя гордую фигуру человека к земле. Восклицательный знак превратили в вопросительный. - Дайте закурить, - подошла какая-то накрашенная шпана в смешной шапочке. Шалава. - Я не курю. Пошла прочь. Девчушка возмущенно отошла, но не пошла. Шептала что-то, искоса глядя на грубого молодого человека. Раньше ее никто так не обижал, не облажал.  Дай прикурить - Конечно - Спасибо - Да не за что - Ты милый - Ты тоже, как тебя зовут? - Я не знакомлюсь на остановке - Ну, тогда пойдем ко мне - Это можно... Пессимист Загонский зашагал куда-то. Хотелось просто брести и брести - слишком много мыслей гудело в голове осиным роем. ...Он понимал, что это возрастное, но ничего не мог поделать. "Кризис двадцати", "синдром Балконского", "мальчик взрослеет" - называйте, как хотите, но в последнее время его стали посещать странные мысли. Он смотрел на мир и видел все только в черном цвете. Ему казалось: смысла нет. Он говорил со своими ровесниками, встречал категорию, именуемую просто и пошло - "школота", - и понимал, что светлого будущего нет, все катится к чертям собачьим. Впервые за отроческие годы он не хотел никому и ничему принадлежать, а ведь раньше  он был активистом типа, состоял в молодежных организациях, защищал и боролся за чьи-то права, а сейчас... Ему все так осточертело, надоела эта ложь, эта мнимость, эта нарочитость. Он иногда подумывал о том, чтобы уйти, но было жаль близких. Представлял мать и сердце сжималось. А еще он представлял себя - мертвого, холодного, противного. Неизвестно, с какими последствиями будет его смерть. Хотелось просто исчезнуть, никого не побеспокоив. Это осталось от юности - боязнь кому-то помешать,  не понравиться, причинить неудобство, быть причиной чьей-то неудачи. Даже в общаге раньше он принимал душ с неистовой скоростью, так как боялся, что кому-то там не терпится в душ, а тут он. Но он хотел от людей взамен того, чтобы так относились и к нему. Но им пользовались. Не уважали его. Считали мягкотелым лошком и ухмылялись, все же такие рок-звезды нынче. И он разочаровался в людях. Давно уже. Но вот странное дело - эта черта осталась в восприятии своей смерти. Ему это не нравилось, так как напоминало о его закомплексованной юности, но, взвешивая в очередной раз все плюсы и минусы, он приходил к выводу, что это правильно: он не имеет права кого-то беспокоить. Да и подумают люди черти что, он бы не хотел стать героем ролика в ютубе, не хотел бы, чтобы видели его тело. И родителей это касалось в первую очередь. Нет, смерть, однозначно, не являлась решением. Пессимист Загонский с горькой усмешкой вспоминал тот период, когда он отчаянно перебирал разные взгляды, мировоззрения, философии, религии, политику, надеясь найти ответы на свои вопросы и успокоиться. Он бы хотел обрести цель и медленно, но верно, идти к ней. И было бы счастье - типа, я живу ради того-то. Но этого не было. Не сложилось. И он просто решил забить. Забить на все и просто существовать, обитать, псевдобытовать. Ну и что. Все же делают вид, что живут, и ничего. Он понимал, что собой множит толпу безликих, но ему было плевать. Он стал типичным представителем нового поколения - поколения равнодушных и ленивых, способных сделать лишнее движение лишь тогда, когда в желудке пусто и когда отключают интернет. Пусть, думал Загонский, пусть все будут эгоистичные ублюдки, наплевавшие на мораль и на завтрашний день. Человечество давно шло именно к этому. Финита. Но подождите, перед концом мы обязательно совершим космический вояж, напялив на себя нанохалат и питаясь нанопродуктами. Займемся не мастурбацией, нет-нет, мы займемся сексом, ну и что, что виртуальным. Будем считать искусством чье-то нытье и бубуканье под незамысловатый бит, будем радоваться, смеяться ("ахахах!"), веселиться, расстраиваться, переживать, но только с одним префиксом - "онлайн"... Он ненавидел поколение, к которому принадлежал. Которое выражало восхищение тремя словами: "Ни хрена ты". Которое заменило фразу "Ты мне нравишься" на "Я бы вдул". За которое эмоции выражали разные смайлики. Которое было дипломированным сверх своей неграмотности. Которое копипастит, а не думает. ...Пессимист Загонский дошел до следующей остановки как раз в тот момент, когда подъехал переполненный автобус. Автобус, громко рыгнув, остановился, раскрыл двери, - и его вырвало людьми. Загонского даже слегка унесло вместе с потоком, но он сделал морду кирпичом и применил локти - помогло. - Да куда вы толкаетесь, мне дальше надо ехать! - чуть ли не со слезами визжала какая-то девушка, невольно оказавшаяся в этой желчной толпе.  - Да что ж вы делаете, суки! - она отчаянно пыталась  прорваться обратно в автобус, но он прямо перед лицом захлопнул двери и уехал, обдав лицо выхлопным газом. - Чтоб тебя!!! - заорала вслед автобусу не по погоде одетая девушка. - А ты чего пялишься?! - переключилась она на Загонского, который с еле скрываемой улыбкой стоял и наблюдал за происходящим. - Дура, - переменился в лице Загонский и на всякий случай выпятил челюсть. - Чегооо? - протянула девушка и двинулась на него, маленькая, но какая-то угловатая и крепкая. Загонский понял, что она пьяна. - Как можно позволить этой толпе унести себя... - начал было Загонский, но девушка, не глядя на него, выругалась, сплюнула на тротуар и зашагала прочь. Пессимист пошел за ней. - Простите меня! Пессимист Загонский, с вашего позволения! Девушка остановилась. Оценивающе разглядела его и поставленным голосом выпалила: - Меланхолия Одинокова, для тебя Меланхолия Ивановна! А теперь иди делать уроки, мальчик, у меня дела! - Сейчас каникулы! - воскликнул Пессимист. - То есть это у школьников каникулы, конечно же, что я говорю, а я то что, я не учусь... - Ну и дурак. Учение - свет. - невозмутимо отвечала Меланхолия Ивановна, идя дальше. - Я уже сделал уроки а Вы пьяны и Вас могут обидеть будет дождь, - на одном дыхании сказал Загонский. - Да что ты о себе возомнил, а? Да что ты знаешь, мальчик? Кто меня может обидеть, ну, кто??? Единственный, кто мог это сделать, уже обидел, и мне плевать теперь - на себя, на тебя, на всех, понял??? Иди делай уроки!!! - тоном суровой училки закончила Меланхолия Ивановна, но Загонский держал ее за локоть и не отпускал. *** - Мама, это Меланхолия, она поспит у нас, придет в себя, а там посмотрим. sanda:r РИГ "SakhaPress" Продолжение следует