Чульман – остров Архипелага ГУЛАГ. Часть пятая

Продолжение. Начало смотрите в "Другие новости по теме" В худых заплатанных бушлатах, В сугробах, на краю страны — Здесь было мало виноватых, Здесь было больше — без вины. Анатолий Жигулин [caption id="attachment_36415" align="aligncenter" width="640" caption="Маска скорби - памятник погибшим на Колыме репрессированным. Автор - Эрнст Неизвестный"][/caption] РИГ "SakhaPress.Ru" Совсем недавно в руки попал роман Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» о судьбе женщины, мотавшей срок в самых страшных лагерях Советского Союза. О зонах на Колыме написаны сотни книг, но до сих пор легенды оставались легендами. И вдруг неожиданная удача для журналиста – мне удалось найти женщину, для которой колымская история была частью жизни. Бандеры Стучу в дверь небольшого частного домика в Чульмане. Открывает миловидная пожилая женщина, на лице отпечаток суровой прожитой жизни. - Вы знаете, а я на Колыме сидела, - с ходу говорит Мария Васильевна Чеботарь. Понимаю, что разговор будет долгий и нелегкий. Не верится, что сейчас я «из первых уст» узнаю о той жизни, о которой читала. Смешанное чувство радости прикосновения к неизвестному и страх узнать эту правду. 1945 год. Дрогобычская область (ныне Львовская), Добромильский район, село Конюв. Глава села, Иван Ильич Зварич, родной дядька Марии Васильевны, был жестоко убит шайкой бандеровцев, промышляющих в Конюве. За ремень только записку воткнули: «Собаке – собачья смерть». Хоронить жертв бандеровцев было строго запрещено, непослушание грозило жестоким наказанием. Через месяц после того, как отец Марии предал земле тело родного брата, в дом ворвались озверевшие бандиты. 25 палок главе семьи. Мария Васильевна вспоминает, что бандеровцы ходили по богатым семьям, забирали мясо и молоко. «Вы ж москалям даете, и нам давайте», - говорили они. Всяческое сопротивление означало бы скорую смерть всем членам семьи. Потому и приходилось отдавать, кормить, прятать в своих домах. Сельчане были не на шутку перепуганы: днем на бандеровцев охотились советские солдаты, по ночам они менялись местами. Доносчиков в те времена хватало. Из зависти, злобы или страха кто-то донес на Марию Васильевну, будто она помогает бандеровцам. 17 августа 1947 года в дом Зварич пришли НКВДэшники и увели Марию. Пока на телеге ее везли в тюрьму в Добромель, ей вспомнились слова отца: «Нас либо убьют, либо посадят». Судьба предпочла второй вариант. Первые две недели заключения прошли в кабинете следователя, здесь же было еще несколько таких же несчастных женщин, которых били, унижали, мешали с грязью, издевались. Тела молодых девчонок превращались в сплошные синяки и кровоподтеки. Всем «шили» одну и ту же статью – помощь бандеровцам. Судьба Марии Васильевны решалась в городе Самбор. В четырехместной камере ютились 25 человек. Все 25 человек сдавленно молчали и ждали приговора. Суд приговорил Марию Васильевну к 10 годам лагерей. А тем временем в ее дом в три часа утра ворвались НКВДэшники во главе со следователем Пешковым. Всю семью выслали на Васильевку Алданского района. Остаться в живых… Этапом Марию Васильевну отправили в Челябинск на стройку. Здесь ей довелось пережить настоящий ужас сталинских лагерей. Пустой суп из чечевицы и крохотный кусочек хлеба – вот и вся пайка на день. А тягать тачки с раствором приходилось по лютому морозу. Не выполнишь норму – в карцер. А карцер – бетонная камера, где можно только стоять или сидеть на корточках, где снуют мерзкие крысы. От тяжелой работы и постоянного голода Мария Васильевна из красивой цветущей девушки превратилась в ту, которых называли «доходягами»: кожа да кости. Медик на месяц освободила умирающую девушку от работ. «Если бы не врач, я бы еще тогда умерла», - плачет Мария Васильевна. 1950 год. Этап «Челябинск-Находка». Переполненный «столыпин». То душно, то холодно. Хочется только одного – пить. На полке у окна лежит молоденькая девчонка. В соседнем вагоне едет ее отец. Она ногтями соскребает снег с окна и обсасывает холодные пальцы. Она умерла тихо и покорно. На какой-то захолустной станции ее тело вынесли из вагона… В Находке заключенные пробыли все лето. На пароходе «Миклухо-Маклай» их переправляли на Колыму. Заключенные мучились морской болезнью, оголодавшие люди лежали прямо на полу, воздух был пропитан тошнотворной вонью. Магадан встречал их тихим сентябрьским утром. - Было голубое чистое небо, - вспоминает моя собеседница. – Где-то высоко летела птица. Хотелось стать такой же свободной, улететь отсюда. Вдали виднелись сопки. Было страшно от неизвестности. В одной из зон заключенные готовились к пересылке. На Колыме находились десятки лагерей, через которые за годы сталинских репрессий прошло более миллиона человек. Среди этого миллиона сегодня выделилась для меня судьба Марии Васильевны Чеботарь. Барак. Человек на человеке. Смрад, отборный женский мат, голод и воровские понятия, с которыми впервые столкнулась хрупкая молодая женщина. Понятия жесткие. Заключенные делились на несколько категорий: первая – так называемые «воры», или блатные, которые презирали администрацию лагерей, стояли на страже «исконных воровских законов» и творили беспредел. Им противостояла вторая категория – «суки» - это работающие заключенные, которые «лебезили» перед начальством и имели через это определенные блага. Между ними шла война, за которую расплачивались человеческими жизнями и кровью. - Одна из сук разговаривала с военным. Воры узнали об этом и жестоко убили  девушку. Ей выкололи глаза, вырезали груди и нагую выставили в тамбуре на всеобщее обозрение, чтоб другим неповадно было… Страшно… Марии Васильевне повезло – ее участь миновала участь принадлежать какой-либо касте, потому и осталась жива да здорова. Правда, суки недолюбливали политических. Моя собеседница вспоминает: - В камере самые лучшие места на нарах заняли суки. Мы же сидели и спали прямо на полу. На верхних полках суки жрали селедку и прямо на нас бросали очистки. Вы знаете, мы даже слова в ответ сказать не могли, потому что боялись. Страшное и нечеловеческое существование. Настоящая мясобойня, ад на земле. Она работала в пошивочном цехе, пришивала воротнички да манжеты к костюмам начальников, начищала пуговицы до зеркального блеска, потом перешла в прачечную. За смену ей нужно было отстирать 100 простыней и 50 наволочек. Белье таскали в огромных деревянных баках. От усталости к вечеру женщины валились с ног. Затем Мария Васильевна работала гладильщицей. Гладили в то время 6-килограммовым утюгом, который почти моментально остывал. Дикий конвейер: печь – гладильный стол – печь. И так несколько лет. Судьба вновь оскалила зубы и там, на дикой Колыме, подарила ей любовь. Иван Николаевич Чеботарь был бесконвойным «зеком» со сроком 5 лет. Украл после войны белье в родной Молдавии – и отправился топтать магаданскую землю. Он работал в кочегарке, Мария – в прачечной. Так и познакомились. Пораженная в правах - Когда вы освободились? – спрашиваю рассказчицу. - 17 декабря 1955 года, - сразу выдает Мария Васильевна. С утра, как обычно, женщины-«зечки» собирались на работу. Пришла нарядчица. - Зварич, бери чемодан. Это означало окончание срока. Мария Васильевна Чеботарь отсидела 8 лет и 22 дня. Лагерь остался за спиной лишь 22 декабря. Все эти 5 дней она не находила себе места: все боялась, что ошибка какая-то, что оставят досиживать «до звонка». А через 6 дней освободился и Иван Николаевич. Куда ехать? Как жить? Возвращаться на ставшую чужбиной Украину не хотелось. В Молдавии тоже никто не ждал. Через две недели их встречал другой север – якутская Васильевка, куда была сослана на поселение семья Зварич. Правда, был еще один неприятный «сюрприз» - оказалось, что у Марии Васильевны еще 5 лет поражения в правах. На суде при вынесении приговора об этом почему-то не было сказано ни слова. 5 лет поражения означали: освободившийся человек не имел права голосовать и проживать в больших городах. Соответственно, не было и паспорта – лишь так называемая «25-я форма». Потому возникли проблемы с регистрацией брака. Регистрировались в Алдане в апреле 1956 года. Сотрудник ЗАГСа спросила у Ивана Николаевича: - Так у нее ж поражение в правах. Вы что, в жены ее возьмете? Жених даже не раздумывал: да. Они поженились, и поражение в правах с Марии Васильевны сняли. Семья Чеботарь так и осталась в Якутии: Васильевка-Канку-Чульман. Родители Марии Васильевны так и остались лежать в вечной мерзлоте сурового севера: отец умер в 1956 году на Васильевке, мать – в 1979 году в Алдане. Сама же Мария Васильевна по сей день живет в домике, купленном за 23 тысячи рублей более 50 лет назад. - Вы знаете, я бы хотела встретиться со своими сокамерниками, узнать, как сложилась их жизнь после Колымы. Но кто знает, где они сейчас? Столько лет прошло… Мария Васильевна ни разу больше не ступила на украинскую землю. «Мне нечего там делать», - говорит она. Она ненавидит бандеровцев, из-за которых отмотала 8 самых лучших лет своей жизни по лагерям да тюрьмам, и любит русского человека, чья доброта поистине не знает границ. Ей повезло. Посади ее на 2 года раньше – дали бы не 10, а 25 лет. Смотрю на эту хрупкую женщину, чьи морщинистые руки неспеша замешивают тесто на пирожки.  Когда ее посадили, ей было всего 23. В это время жизнь отрывает новые широкие дороги. Шагай себе только вперед. Но судьба действительно обошлась с ней жестоко. - Вы знаете (кажется, это ее любимая фраза), я видела, как девчонки отдавались блатным за кусок хлеба, как теряли женственность в тюрьмах и лагерях, как ломались под страшными пытками НКВДэшников. Для меня самым главным было остаться человеком, не уронить собственного достоинства. Вы знаете, мне не стыдно за свое прошлое. Я возвращаюсь в город с чувством, будто часть ее боли лежит теперь и на моих плечах, слышу ее характерный украинский акцент и ее слова «Вы знаете…» Да, теперь знаю. Легенда о Колыме приобрела четкость и яркость, стала реальностью. Книга Евгении Гинзбург ожила. Велика Россия, страна лагерей. Весь Дальний Восток – от Байкала до Чукотки - буквально усыпан костями «зеков», ведущих суровый Север к развитию и процветанию. Его пасть поглотила многие сотни тысяч человеческих судеб и характеров. Сегодня нам мало кто может рассказать об этом. Рассказать честно и беспристрастно. Правда, нужно ли нам это знать? Ответ на этот вопрос у каждого свой. Только из песни слов не выкинешь… Продолжение следует Аксинья ЛУЦЕНКО Нерюнгри РИГ «SakhaPress»