Пусть будет жива память

На Каскаде Вилюйских ГЭС имени Е.Н. Батенчука ПАО «Якутскэнерго» (входит в Группу РусГидро) 41 год проработала Валентина Сергеевна Рябкова, ветеран энергетики и энергостроительства. На Вилюйскую ГЭС она приехала в 1967 году. Работала электрослесарем, затем аккумуляторщиком. В конце 2008 года ветеран ушла на заслуженный отдых. В 2016-м её не стало.

Валентина Рябкова была несовершеннолетней узницей финского концлагеря во время Великой Отечественной войны. И об этом сохранились её воспоминания.

«Летом 1941 года деревня Воронье в Ленинградской области, в которой жила наша семья, была занята финнами. Мне тогда было шесть лет. Однажды ночью к нам в дом пришли финны и потребовали показать им дорогу. Мужчины спрятались в подпол, остались дед, женщины и дети. Деда финны забрали с собой, и обратно он уже не вернулся.

Мы ушли в лес с другими жителями деревни. Мама, ходившая беременной седьмым ребенком, скоро родила, но братик через несколько дней умер: у мамы совсем не было молока, так как есть было нечего. Чтобы добыть хоть что-то, мы тайком пробирались в деревню. И однажды нас поймали финны.

Нас всех привели в деревню и погнали по другим деревням. Кто в чём был, в том и пошёл, а была осень. Было холодно, голодно и страшно, думали: вот сейчас убьёт. По небу летали вражеские самолёты и бомбили деревни. На наших глазах взрывались дома. Через несколько дней нас загнали в вагоны и повезли в Петрозаводск. Ехали стоя и долго.

Нас привезли в Петрозаводск. А там бараки и часовые на вышках. Нас расселили по баракам. В одной комнате жили по несколько семей. Весь лагерь окружили колючей проволокой в два ряда. Лагерей в Петрозаводске было много. Наш был под номером три. Нас, детей, отделять не стали, оставили вместе с родителями. Родители работали на бирже труда, мужчины таскали бревна. Дети оставались в бараке, а у кого были силы, те ходили за водой на озеро, каждый раз переживая страх, потому что по дороге туда и обратно приходилось идти через проходную.

Вскоре после того, как нас привезли в лагерь, тяжело заболел и умер отец. Нам не дали проводить его в последний путь. Его бросили в общую яму. Каждый день умирали тысячи людей. Мама тоже сильно заболела. Лежала и не могла подняться, а наш трёхлетний Витя у неё просил: «Балаки хочу!». Балакой он называл баланду - размешанную на воде муку. Кроме этой баланды, есть было нечего… От голода умирало много детей. Я тоже чуть было не умерла. Ходить не могла. Мать решила, что я не жилец, и из тряпок сшила мне на похороны платье. Но я выжила…

Чтобы не умереть с голоду, мы резали колючую проволоку и убегали в город – около кухонь или казарм нам иногда что-нибудь перепадало. Мы научились просить еду на финском. Однажды я со старшим братом вышли из лагеря и увидели, что женщины-финки готовят обед. Брат говорит: «Ты иди одна, меня выгонят». А я маленькая, худющая, и пошла. Женщины усадили меня и дали сахару. Я кусаю чуть-чуть и говорю: «Мне ещё надо, в лагере много детей, им тоже хочется есть». Мне в ведёрко наложили еды. Я иду обратно, а брат мой плачет: «Что ты так долго? Меня плётками выгоняют».

Возвращаться в лагерь всегда было страшно. Наверху стояли часовые, территория освещалась прожекторами, и мы старались пробираться незаметно. Но это не всегда получалось. За самовольный выход из лагеря финны наказывали жестоко. Однажды они поймали моего брата и одного парня, который был вместе с ним, и запрягли их как лошадей, заставили бегать: «Пиком! (Бегом!) Стоп!». И очень сильно их избили, брат три недели не мог вставать. Был такой Ванька-палач, которого мы все боялись.

… Всего, что было, не перескажешь. Как отголосок тех страшных дней отпечатались в памяти строки лагерной песни:

Раскинулся лагерь широкий,

Кругом все бараки стоят.

А в доме безлюдном высоком

Засел белофинский там штаб.

Неслышно по лагерю песен,

А слышатся крики детей.

По комнатам слышно страданье

Безвинных русских людей.

Нечаянно в лагерь попали

Мы, жители разных сторон.

Безвинно сидим за решеткой

И сами не знаем, что ждет.

А злые хозяева финны

За что нас сюда привезли?

За что нас решеткой закрыли,

И выхода нет никуда?

Нас освободили в 44-м. Наша семья подалась в Подпорожье, потому что родная деревня Воронье была сожжена дотла. Поначалу мы жили в бараке, через какое-то время дали комнату в двухэтажном доме. Все впятером жили в этой комнате. Чтобы не умереть с голоду, собирали лебеду, крапиву, кислицу и варили из них суп, пекли лепешки. Собирали грибы, ягоды. Была такая ягода – гонуболь, похожая на голубику, но плоды крупные. Я стаканчиками продавала эту ягоду. О лагере говорить мы боялись, времена были тяжелые», - вспоминала Валентина Сергеевна.

Ветерана давно нет в живых. Но пусть будет жива память о ней и о миллионах узниках концлагерей. Пусть жива будет память о той войне. Мира, добра и любви всем живущим на земле!