Рассказ для вас: Последний солдат

…Рано утром Афанасия разбудил стук в окно. Тревожный такой. Как любой стук в окно в любое время суток, поскольку это всегда означает что-то чрезвычайное, что трудно донести до дверей. Афанасий в этом был уверен.

Нащупав и надев стоящие у кровати большие валенки, которые и зимой и летом служили ему домашней обувью, Афанасий накинул жилетку и посмотрел на часы. Было четверть шестого. Поёживаясь от утренней прохлады, он подошел к окошку и отдернул занавеску. В предрассветном зимнем небе еще сверкали звездочки, и он с трудом разглядел в утренних сумерках подростка, который активно жестикулируя что-то говорил, но слов не было слышно. Это был Витька, соседский мальчишка.

Афанасий включил свет, открыл дверную щеколду и вышел на террасу навстречу нежданному утреннему гостю. Витька был тут как тут. Уже зайдя в дом, мальчонка сказал, что дверь террасы была закрыта, и потому он постучал в окошко. Чуть погодя он добавил, что умер Павел Иванович.

– Кто, кто? – переспросил Афанасий.
– Мой дедушка… Старик Байбаас…

И только тут до Афанасия дошло, кто умер. Старик Байбаас, как все в деревне звали Павла Ивановича Слепцова, был ветераном Великой Отечественной войны, возглавлял Совет старейшин наслега. Орденоносец. Был не по годам активным человеком, и никто бы не мог подумать, что он так внезапно умрет. «Эх, не дожил до юбилея», – промелькнуло в голове Афанасия.

– Афанасий Семенович, вас мама просит зайти утром к нам. – Витька направился к двери. – Ну, я пошел…
– Да, да… Конечно… Передай маме, что я буду…
Афанасий пошел растапливать печку.

* * *
Старик Байбаас был последним ветераном Великой Отечественной войны с их небольшого наслега, который воевал с гитлеровцами. Дошел до Кенигсберга, где был тяжело ранен, долго лежал в госпитале и пришел с фронта незадолго до Победы. Афанасий тоже был ветераном войны, но он призывался в конце 44-го, и воевал с японцами.

…На очередной юбилей Победы всех ветеранов приглашали в улусный центр. Это было еще в советские времена. На сцене районного клуба в президиуме сидели раз и навсегда избранные для этой почетной роли ветераны. По крайней мере, так казалось Афанасию. Сколько он себя помнит, эти люди там восседали постоянно. Менялись юбилейные даты, но ветераны в президиуме никогда не менялись. Словно они были бессмертными.

После торжественной части ветеранов приглашали в столовую, где специально для них были накрыты столы. Однажды, еще в 60-х годах, тогда еще молодые ветераны после обильного возлияния сошлись стенка на стенку. Дрались солдаты, воевавшие на западном фронте с «японцами». Первые за счет численного преимущества взяли вверх. Но Афанасий это разделение не понимал, поскольку считал, что война есть война и убивают везде.

…Сначала в деревне было восемь ветеранов, которые воевали с немцами на Западе, а он, который бился с японцами, был один. Всю жизнь был один, и потому восемь ветеранов всегда его затыкали, не давали рта раскрыть, мол, пошел на войну, когда мы уже победили. Там, утверждали они, была настоящая война – а что с японцами? С ними и бабы сладили бы, говорили они захмелев.

В 68-м году умер Иннокентий. И началось… Каждую пятилетку они хоронили по одному ветерану. Афанасий был моложе всех, да и ранен он ни разу не был. И вот сегодня умер Байбаас – последний солдат с западного фронта. Почему-то всплыли слова, сказанные ему одним из его односельчан: «Смотри, Афоня, мы все умрем, и только тогда дойдет очередь по-настоящему поздравлять тебя. Глядишь, и до президиума доживешь…»

И память услужливо напомнила ему, как обычно поздравляли ветеранов. И его тоже, конечно. Но он всегда чувствовал, что это было, как бы сказать, через запятую что ли… И как председатель скороговоркой произносил его имя. Последним в списке, когда уже поздравили всех ветеранов. Вот так вот: скороговоркой, в последнюю очередь и через запятую.

Однажды, в середине 70-х, пришла молодая журналистка. Задавала, как казалось Афанасию, несуразные вопросы. Например, сколько он убил врагов.

– Вот ты у меня спрашиваешь, сколько мне удалось убить врагов, а я не могу ответить на этот вопрос. Я же не снайпером был. Ты поднимаешься вместе со всеми в атаку, бежишь и стреляешь... Бежишь и стреляешь… И не знаешь, в кого ты попал, и попал ли вообще… Не знаешь, в какой момент попадает пуля в тебя, и сколько тебе еще осталось жить… Я хоть и был в полку писарем, поскольку в отличие от многих имел образование, но в атаку ходил вместе со всеми. Самое страшное – это заставить себя подняться в атаку. Ничего страшнее в мире я не знаю, и никогда потом такого тошнотворного страха не испытывал…

При слове писарь журналистке стало скучно – это было видно. Ничего героического, и она быстренько закруглила разговор. То, что воевавший в составе 1011-го стрелкового полка старший стрелок Афанасий Лаврентьев закончил войну в звании младшего сержанта, ей ничего не говорило, и она даже не взглянула на его медали, которые он накануне старательно нацепил на свой единственный приличный пиджак. Статья в газете так и не появилась. Но обиды не было.

…Афанасий прикрыл заслонку печки, оделся и вышел во двор. Постоял с минутку, глядя на последние гаснущие звезды, поежился от холода и вдруг до боли в сердце ощутил свое бесконечное одиночество. Он остался один. Последний солдат на этой огромной земле…